Внимайте преданию, уши открыв
(прочистить их надобно, кстати).
Жил-был на Востоке когда-то калиф,
Монарх, в современном понятье.

[Дебют]Анатолий Чеповецкий

НЕПЕРЕВЕДЁННЫЕ БАЛЛАДЫ

Баллада о Лилит
(неперевод с арамейского)

Преданье древнее гласит,
Как разыгралась драма:
Бог создал женщину Лилит
До Евы и Адама.
Венцом творения была
Красавица в Эдеме,
Резва, приветлива, мила
И ласкова со всеми.
И любовался Господь Бог —
Сработано не худо.
На свете Он один лишь мог
Создать такое чудо.
Но время шло. Уже Лилит
Ведёт себя иначе.
Она задумчива, грустит,
Порою даже плачет.
И Бог воскликнул:
«Видит Бог,
Как с женщинами сложно.
Трудись, старайся, но итог
Предвидеть невозможно!
Открой же мне печаль твою,
Достойную вниманья.
Какая может быть в раю
Причина для страданья?
Смотри, как всё вокруг цветёт
И радуется жизни.
Чего тебе недостаёт
При нашем коммунизме?»
В ответ поведала она
Тоски своей причины:
«Мне грустно то, что я одна,
Что рядом нет мужчины,
Что закисает в жилах кровь
И пусто мне на свете.
Кому нужна моя любовь?
И как родятся дети?
Увянут прелести мои
Как тухлые маслины.
Жизнь невозможна без любви,
А значит без мужчины…»
В затылке почесал Творец:
«Вот новая забота!
Не многодетный я отец
Вновь создавать кого-то».
Но начинает Бог опять
Месить усердно глину
(а что ещё он может взять,
чтоб вылепить мужчину?)
Вот образец один, второй…
Заказчица, вам слово.
Но топает Лилит ногой:
«Не то! Хочу другого!
Уж этот очень тощеват
И малого росточка.
А этот как верблюд горбат,
К тому же толст, как бочка.
Вон тот — облезлый как коза,
Что не пила неделю,
А этот не глядит в глаза
И ходит еле-еле.
Красавчик — тот начнёт блудить,
Слепому это ясно,
Но и с уродом вместе жить
Я тоже не согласна.
К чему мне множество мужчин
Один другого хуже?
Мне не подходит ни один,
Чтоб стать достойным мужем.
Чтоб нежен был и был силён,
Чтоб в модном был прикиде,
Чтоб был в одну меня влюблён,
Других в упор не видел.
Чтоб исполнял любой каприз
И каждую причуду,
А если вдруг я бью сервиз,
Чтоб не жалел посуду.
Чтоб на руках носил меня,
Был ласков и отважен,
Чтоб без меня прожить ни дня
Не мог,
Ни часа даже.
Лелеял, холил, одевал,
Но не торчал бы дома
И чтоб меня не ревновал
Ко всем моим знакомым…»
Бог слушал с горечью в глазах,
Посматривая косо:
Всего одушевлённый прах,
А каковы запросы!
К тому ж, хоть хороша на вид,
Капризна и упряма…
И возвративши в прах Лилит,
Бог сотворил Адама.
А на грядущие года
Закон нам был завещан:
Идти не надо никогда
На поводу у женщин.

Баллада о тысяче и одной ночи
(Неперевод со староарабского)

Внимайте преданию, уши открыв
(прочистить их надобно, кстати).
Жил-был на Востоке когда-то калиф,
Монарх, в современном понятье.
Поскольку он был угнетателем масс
В каком-то шестнадцатом веке,
Он выпустил новый закон как-то раз
О браке, семье и опеке.
Велел он, грозя заточеньем в тюрьму
(калиф что захочет, то сможет),
Чтоб каждую ночь приводили ему
Девицу на брачное ложе.
А утром, лишь солнце заглянет в окно,
Её поднимали с кровати,
Чтоб волосы снять с головой заодно,
Казнить, в современном понятье.
И вот, в результате системы такой,
Со всей откровенностью скажем,
Он девственниц всех истребил до одной
И нескольких вдовушек даже.
Но самый глубокий колодец до дна
Вычерпывать всё же не надо.
Осталась во всём государстве одна
Прекрасная Шахаразада.
Отец её был приближён к Самому,
Был первым министром, но всё же,
Поскольку попасть не хотелось в тюрьму,
Сволок её прямо на ложе.
А после, от горя безмерного пьян,
Бия себя в грудь и стеная,
Отправился шаткой походкой в духан,
В понятии нашем — пивная.
Однако, девица, попавши в кровать,
Калифу состроила глазки
И пообещала невинность отдать
Лишь после прочтения сказки.
Известно, восточная сказка тогда
Шла даже на экспорт за море.
И хитрая дева могла без труда
Найти избавленье в фольклоре.
И вот, открывая прелестнейший рот,
Затмивший пунцовостью розу,
Она выдаёт, выдаёт, выдаёт
Всю ночь детективную прозу.
Тугою спиралью закручен сюжет,
И мысли калифа далече.
Уж скоро развязка. Увы, но рассвет
Прервал разрешённые речи.
Вновь ночь подошла. Но покончив с одним,
Девица при новом сюжете.
А бедный калиф, любопытством томим,
Обратно сидит на диете.
Вот так и пошло, что к урочным часам
Известно лишь сказки начало.
А мужу всё так же текло по усам,
А в рот ничего не попало.
Трудилась девица три года подряд
В кругу феодальной семейки.
Потом эти сказки издал Госиздат,
Не выплатив ей ни копейки.
Но стала легенда расти и цвести,
Поскольку был факт в самом деле,
Что можно невинность вполне соблюсти
В условиях брачной постели.

Баллада о женщине, мечтавшей похудеть
(Неперевод со старофранцузского)

Когда-то в Париже средь шумного бала
Блистала графиня Треви.
Недаром людская молва называла
Её королевой любви.
Глаза как алмазы и брови собольи,
И отблеск волос золотой.
Любое собранье, любое застолье
Она украшала собой.
Когда же на танец её приглашали
Под взоры завистливых дам,
Легко и свободно по залу порхали
Сто двадцать её килограмм.
Увы, никуда нам не деться от факта,
О чём не смолкали уста, —
Графиня была чересчур полновата,
А попросту даже толста.
Тревожило это графиню немало —
К подобному свет нетерпим.
Но с каждой неделей она прибавляла,
А сколько — пожалуй, смолчим.
Худеть и немедля! — графинино кредо.
И вот, по совету друзей,
Был вызван известнейший врач из Толедо,
Высокий и тощий еврей.
— Графиня, — сказал он, — желает совета.
Так он-таки есть у меня:
Графине помочь может только диета,
И именно с этого дня.
На завтрак морковка, обед ей не нужен,
Опасно обилье еды.
А если графиня потребует ужин,
То дать полстакана воды.
За две-три недели пройдя подготовку
— Не будем чрезмерно спешить —
С душою спокойной мы сможем морковку
На завтрак уже отменить…—

Когда хоронили графиню, печалью
Булонский наполнился лес.
Несущие гроб как один отмечали
Его незначительный вес.
А я рассказал вам историю эту,
Волнение вызвав в крови,
Чтоб каждый, кто вздумает сесть на диету,
Припомнил графиню Треви.

РОМАНСЫ НА ТЕМЫ
РУССКИХ НАРОДНЫХ СКАЗОК

Романс о курочке Рябе

О курочке Рябе замолвите слово,
Плохие у куры пошли времена.
Не то, чтоб яичка снести золотого,
Но даже простого не может она.
И кормят её, и лелеют, и холят,
И даже порою читают мораль.
Но видно, что Ряба не может в неволе,
И где-то её откровенно нам жаль.
А кура старалась и очень прилежно,
К ней если с добром, и она не скупа.
Но мышка хвостом подмахнула небрежно,
И вот в результате одна скорлупа.

У куры сейчас состояние стресса,
И жизни пугает её суета.
И что б ни писала досужая пресса,
Увы, яйценоскость у куры не та.
Так смейтесь над рябиным горем, невежды,
Вам всё отольётся, пусть даже потом…
Вот так разбивают большие надежды
Каким-то облезлым мышиным хвостом.

Романс о репке

Какие плоды ни ласкали б нам взоры
От северных скал и до южных морей,
Но знаете ль вы, что в голодную пору
Лишь репа способна насытить людей.
Пусть скромным она нас накормит обедом,
Но как же признательны будем ей мы.
И зёрнышко репы посеяно дедом
В предчувствии долгой холодной зимы.
Как было в холодной земле одиноко!
Но цель благородна и воля крепка.
И сладким густым и питательным соком
О как наливались у репы бока!
Вновь осень укутала клёны пожаром.
Опять потянулись на юг журавли.
Но дедка над репкой колотится даром —
Не вытянуть репку ему из земли.
Не справиться деду с пудовою крошкой,
Хоть радостен глазу метровый охват.
Но бабка, и внучка, и жучка, и кошка,
И мышка-норушка на помощь спешат…
Северный ветер над спящими ивами
Прошелестел и сейчас же затих.
Боже, какими мы были счастливыми,
Репки хватило на всех шестерых.

Романс о колобке

Быть может, в зной, быть может, в стужу, —
Нам это, право, невдомёк,
Спекла однажды бабка мужу
Преаппетитный колобок.
Был муж невредным человеком,
Но голод старика допёк.
И вот, порывшись по сусекам,
Слепила баба колобок.

Горячий — только что из печки,
Румяный словно солнца дар,
Он был положен на крылечке,
Чтоб остудить свой пыл и жар.
Но пораскинувши мозгами,
Он уяснил без лишних слов,
Что будет съеден он со щами…
Прыг-скок с крыльца и был таков.

Уж день к концу. Сгустился вечер.
И нет пути уже назад.
А неожиданные встречи
В себе опасности таят.
— Не уходи, побудь со мною, —
Урчал медведь и рыкал волк.
Но, покачавши головою,
Катился дальше колобок.

Но как тропиночка ни вьётся,
А всё ж теряется в лесу.
И колобку ещё придётся
Там встретить хитрую лису.
Вот так, гонимые судьбою,
Влачим по жизни свой венец.
Но всё равно нас ждёт с тобою
Один конец, один конец.

Иерусалим, май 1996 г.